Социологи и политики стали выяснять отношение европейцев к исламу (и отношение мусульман к «европеизму») потому, что процент мусульман — как иммигрантов, так и обращающихся в ислам «коренных» жителей стал резко возрастать, и они превратились в очень заметный элемент европейского «пейзажа». Глобализация сталкивает на одних «площадках» студентку из парижской Сорбонны с оголенным пупком и девушку из афганской или турецкой глуши под паранджой. О том, какую роль играет «фактор ислама» на Западе и можно ли им управлять,…
Социологи и политики стали выяснять отношение европейцев к исламу (и отношение мусульман к «европеизму») потому, что процент мусульман — как иммигрантов, так и обращающихся в ислам «коренных» жителей стал резко возрастать, и они превратились в очень заметный элемент европейского «пейзажа». Глобализация сталкивает на одних «площадках» студентку из парижской Сорбонны с оголенным пупком и девушку из афганской или турецкой глуши под паранджой. О том, какую роль играет «фактор ислама» на Западе и можно ли им управлять, ведущий Дискуссионного клуба Евгений Шестаков беседует доктором философских наук, президентом Института религии и политики, членом Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при президенте России Александром Игнатенко.
Евгений Шестаков: Чем вы объясняете, что именно ислам вызывает негативное отношение к себе со стороны части населения в США и Европе?
Александр Игнатенко: Да, у части европейцев есть негативное отношение к исламу, мусульманам. Но есть и позитивное отношение. Если во Франции отрицательно к исламу относятся 66% французов, то примерно четверть (23%) относятся к нему положительно, а 11% — индифферентно. И есть еще «другая сторона медали» — отношение мусульманского населения европейских стран к согражданам-немусульманам. В той же Франции эти цифры такие: 41% мусульман положительно относятся к немусульманам — своим согражданам и 58% — негативно. Для Великобритании различие еще более разительно: только 23% мусульман положительно относятся к своим немусульманским согражданам, а целых 62% — отрицательно. Не буду вас «грузить» статистикой, она доступна в Интернете. Важно уяснить вот что: мы являемся свидетелями накапливающейся и всё более возрастающей взаимной враждебности «коренных» европейцев и значительной части иммигрантов, прибывающих из разных стран исламского мира.
Эту заметную глазу взаимную враждебность канцлер Германии Ангела Меркель недавно охарактеризовала как «абсолютный крах» политики мультикультурализма. «Этот мультикультуралистский подход, согласно которому мы просто живем бок о бок, и все довольны, полностью провалился», — сказала глава германского правительства. Вместо мирного, гармоничного и созидательного «сожительства» разных культур имеет место конфликт культурных норм, вернее, их носителей. Глобализация сталкивает на одних «площадках» студентку из парижской Сорбонны с оголенным пупком и девушку из афганской или турецкой глуши под паранджой. Конфликт проистекает не из того, что какая-то система норм или отдельная норма «правильная», а другая — нет, а из-за того, что эти нормы формировались в рамках отстоящих одна от другой и потому разных культур.
Социологи и политики стали выяснять отношение европейцев к исламу (и отношение мусульман к «европеизму») по нескольким причинам: и потому, что процент мусульман — как иммигрантов, так и обращающи
3770
хся в ислам «коренных» жителей стал резко возрастать и они стали очень заметным элементов европейского «пейзажа». И потому еще, думается мне, что в Европе стали появляться партии и движения типа «Партии свободы» Вилдерса, — а она не одна такая, — которые своей «программой» имеют антиисламизм и антииммигрантство.
И еще одна важная причина такого интереса к исламу иммигрантов. Кажется, мусульмане из разных стран исламского мира меньше, чем последователи других религий (скажем, иудеи, буддисты, православные, конфуцианцы и т.д.) интегрируются в культурную среду принимающих их европейских стран. Не исключено, что это связано с обстоятельствами возникновения ислама на Аравийском полуострове в VII веке. Он возникал в «конкуренции» с уже распространенными там христианством и иудаизмом, и в этой «конкуренции» победил. Свидетельства этой «конкуренции» и той победы зафиксированы в основоположениях ислама — Коране и Сунне. И вот мусульманин приезжает в Европу, и, если он искренне верующий и образован в религиозном отношении, то он не может не испытывать своего рода «культурный шок» от того, что «преодоленная» религия — христианство — является господствующей в Европе. Один пример: мусульмане верят, что пророка истинного единобожия — человека по имени Иса (Иисус), сына Мариям, Аллах унёс на небеса, когда за ним пришли римляне с предателем Иудой, а Иуде Аллах придал черты Исы. И римляне распяли на кресте Иуду, а не Ису. Получается, по логике мусульман, что христиане поклоняются в церквях распятому Иуде! Шок? Шок.
Шестаков: Почему термин «воинственный» сегодня применим только к исламу, а не к другим религиям?
Игнатенко: Термин militant, «воинственный», «воинствующий» — это европейское «изобретение». По-русски так говорят редко. Я думаю, что этот и другие термины, — типа «фундаменталистский» ислам, «радикальный», «экстремистский», «традиционный», «умеренный» и т.п. — проявление стремления понять ислам как нечто разнообразное, дифференцированное и, мягко говоря, не без внутренней конфликтности. Разговоры об «исламе вообще» при ближайшем рассмотрении оказываются беспредметными. Ислам существует в разных, скажем так, «страновых» или «региональных» формах. Кстати сказать, пророк ислама Мухаммад предсказал эту раздробленность ислама, сказав, что после его смерти ислам расколется на семьдесят три «секты» — араб «фирка». И все они будут гореть в адском пламени, кроме одной — «спасшейся». Подразумевается, что семьдесят две «секты» из семидесяти трёх будут заблудшими, другими словами, их ислам будет «неправильным», своего рода «псевдо-исламом». Таким образом, исламов как минимум семьдесят три. Они различаются, и доходят порой до ожесточенного, кровавого насилия, как это имеет место в Пакистане, где сунниты-талибы в последнее время совершают террористические акты в мечетях шиитов, суфиев, ахмадийцев. Я думаю, что к этим боевикам из движения «Тахрик-э Талибан-э Пакистан» — «Движения талибов Пакистана» вполне приложим термин «воинственный» (militant). Особенно — если они замыслят и попытаются осуществить теракт против шиитов, суфиев или ахмадийцев в Европе, где и эти, и другие исламские и неисламские религиозные направления пользуются полной свободой, а в Великобритании, в Лондоне построена самая большая в мире ахмадийская мечеть.
В подобном словоупотреблении есть еще один важный момент: таким образом политкорректные европейцы избегают обвинять «ислам как таковой» в тех эксцессах на религиозной или псевдо-религиозной почве, которые имеют место в Европе — вспомним теракты в Париже, Лондоне, Мадриде, которые совершались мусульманами и от имени организаций или группировок со словом «исламский» в названии типа «Всемирный исламский фронт борьбы против евреев и крестоносцев», таково полное название «Аль-Каиды».
Шестаков: Почему, когда говорят о терроризме, то прочно связывают это понятие с исламом? О террористах — приверженцах других религий — известно очень мало.
Игнатенко: В сентябре 2004 года известный арабский публицист Абд-ар-Рахман ар-Рашид, руководитель спутникового телеканала «Аль-Арабийя» опубликовал в либеральной арабской газете «Аш-Шарк аль-Аусат» статью под названием: «Не все мусульмане — террористы, но все террористы — мусульмане». (Заголовок был именно такой, в тексте статьи ар-Рашид написал, что «почти все террористы — мусульмане»). Эта статья была срочно переведена чуть ли не на все языки мира (в том числе — на русский), цитировалась исключительно широко, её легко обнаружить в Интернете. Что касается этого авторитетного арабского публициста, то, по-моему, он хотел «встряхнуть» арабскую и мусульманскую публику — читателей этой популярной в арабском и исламском мире газеты. Ведь ситуация тогда выглядела именно так, ещё не утихло «эхо» чудовищных терактов 11 сентября 2001 года. И, самое главное, терроризм пришел, вернее, вернулся в арабские, исламские страны. В 2004 году в Саудовской Аравии начались теракты, которые стали осуществлять те боевики («моджахеды»), которые рассылались из страны на «джихад» в Афганистане, Боснии (в Европе!), в Чечне (тоже в Европе!) и других местах. Характерно, что «Аль-Каиду на Аравийском полуострове», которая действует в Саудовском королевстве, возглавил после возвращения из Чечни Юсуф аль-Айири, который на нашей, российской территории совершал и организовывал террористические акции, став «родоначальником» так называемого «шахидизма», под псевдонимом Абу-Катада аль-Макки.
Дело в том, что все без исключения исламские государства стремятся использовать ислам, точнее, его «страновые» формы, а если еще точнее — соответствующие «страновые» диаспоры в Европе для воздействия на внешнюю и внутреннюю политику европейских государств. Этим «грешат» все государства — и Саудовская Аравия, и Иран, и Пакистан, и Турция, и Ливия, и Алжир, и Марокко. Да нет такого исламского государства, которое бы избежало соблазна использовать этот «рычаг» в своей «европейской» политике! Используется и «воздействие «на паях» — от имени «всех мусульман», хотя чаще всего речь идет о конкретных исламских центрах силы. Формы воздействия — самые разные, от демонстраций до терактов. Ярчайший пример здесь — теракт в Мадриде, когда 11 марта 2004 года в испанской столице был совершен теракт, приведший к смерти 191 человека и покалечивший еще 1900. В результате 14 марта на парламентских выборах в Испании победила Испанская социалистическая партия, и первое, что сделал ее глава Хосе Луис Родригес Сапатеро, — заявил о выводе из Ирака испанского воинского контингента. С абсолютной достоверностью установлено, что исполнители этого теракты — мусульмане-арабы. Не поэтому ли 83% испанцев ассоциируют ислам с «фанатизмом» и связывают терроризм с исламом?
Шестаков: Согласны ли вы с тем, что радикальный ислам превратился в социальное, а не религиозное течение?
Игнатенко: У нас, русских, есть такая национальная «страсть» — «расщеплять волос», спорить о дефинициях. Это — занятие увлекательное и долгое. Я не уверен, что можно разделить в рамках нашего разговора «социальное» и «религиозное». Есть одна вещь, которую нужно не упустить. В результате этих действий и противодействий в политической или, если хотите, социальной, общественной сфере происходят трансформации и даже деформации ислама в его конкретных проявлениях. Очень упрощая, можно сказать, что в разных европейских странах некоторое время тому назад был распространен «традиционный» — «доглобализационный» ислам, интегрированный в культуру этих европейских стран или, как минимум, мирно «сожительстовавший» с ней. В ходе глобализации и в результате целенаправленной активности исламских центров силы на европейские территории были внедрены другие формы ислама и самая активная (чтобы не сказать «самая агрессивная») из них — так называемый «салафизм» (самоназвание особого направления в исламе — ваххабизма). Он стал, с одной стороны, вытеснять «традиционный» ислам, с другой стороны — трансформировать его в вероучительном отношении. И в среде «старых» и «новых» (так называемых «конвертов») мусульман появились экстремисты и террористы, которые готовы совершать террористические акты против своих соотечественников-немусульман. Впору выводить правило: «Не все ваххабиты — террористы, но все террористы — ваххабиты».
Шестаков: Способно ли светское, демократическое государство противостоять радикалам. Или с этой угрозой может справиться только тоталитарное государство?
Игнатенко: Это — хороший вопрос. Он буквально напрашивается, если мы сравним Ирак при Саддаме Хусейне, когда практически отсутствовал как шиитский, так и суннитский радикализм, с нынешним Ираком после установления «демократии» (тут нужны большие «кавычки»), где идет настоящая религиозная война между шиитами и суннитами и осуществляется настоящий геноцид в отношении христиан. Или взять Пакистан. При «жестком» Мушаррафе худо-бедно радикалов военные контролировали. Сейчас же, при «демократическом» президенте Асифе Али Зардари, талибы совсем распоясались, вернее, извините за каламбур, «запоясались» — стали чуть ли не ежедневно совершать теракты с использованием «поясов шахида». Но, к счастью, в Европе нет тоталитарных режимов. И, кажется, в ближайшее время не предвидится.
Шестаков: И что же делать?
Игнатенко: Европа сейчас находится в трудном поиске решений тех проблем, с которыми столкнулась. Не скажешь, что ей всё удаётся. Случаются и эксцессы «исламофобии». Но я думаю, что решение проблем во многом зависит от мусульман Европы. Многие из них утверждают, что ислам и терроризм — две вещи несовместные, что ислам — это религия мира. Что ж, в Коране сказано: «Приведите ваши доказательства, если вы говорите правду» (Коран, сура «Корова», аят 111).
